Зверевский центр

23 февраля 2015 года, в понедельник, в 19.00

КЛЕМЕНТИНА ШИРШОВА

СТРЕМЛЕНИЕ ХАОСА

Картины Клементины Ширшовой впервые представлены зрителю в рамках авторской выставки. Синтетизм творческой деятельности Ширшовой представляется довольно принципиальным; поэт, художник, критик не могут не дополнять друг друга, не создавать определенных дополнительных, пусть бы и не заметных на первый взгляд, смыслов. При этом известная коллизия: стихи художника либо рисунки поэта – не имеет отношения к нашему случаю. Речь идет о неких взаимопереплетенных, но при этом равнозначимых элементах творческой стратегии.
Перед нами весьма парадоксальный художественный мир, который обманчиво может показаться простым. Фантастическое здесь предстает в терминологии Цветана Тодорова то необычным, то чудесным; однако подобную дихотомию хочется отбросить за ненадобностью, поскольку зритель проваливается в пространство окончательной странности, не поддающейся дефинициям.
Возникает интереснейшая ситуация: в работах Ширшовой проступают черты искусства не только наивного, но и даже ар брют. Кажется, впрочем, этого эффекта художник сознательно и добивается. Спонтанность, нерефлективность, внесистемность наивного и аутсайдерского искусства здесь, естественно, никак не релевантны, но нет и откровенного стремления присвоить, валоризовать наивный художественный язык, как это делается в примитивизме и тем более в некоторых изводах концептуализма. Перед нами – юнговское визионерство, ночное искусство, обдуманное и пережитое днем, заново осмысленное и пере-смотренное, то есть уже становящееся в шиллеровском понимании «сентиментальным» по отношению к собственному же подсознательному дну. Так (вспомним работы Н. Малкольма) «состояние сна» в принципе непередаваемо, нетранслируемо. Оно может проступать в тексте с помощью бессознательной цензуры Супер-Эго, пользующегося всеми доступными дискурсивными ножницами. А может быть сознательно отрефлектировано, выстроено в рамках «поствизионерства», создавая то самое целостно-странное, целостно-фантастическое, которое может быть прочтено на самых различных уровнях, включая эмблематический, аллегорический, символический. Именно второй вариант имеет прямое отношение к изобразительным работам Клементины Ширшовой. Структуры и фигуры, изображаемые ею, вполне можно рассматривать как своего рода «смазанные эмблемы», имеющее кажущееся безусловно присутствующим, но ускользающим от четких формулировок денотатом. Архетипически очевидные модели (химерические существа, пракультурные символы, призрачные явления, изолированные предметы, наделенные неким собственным, внефункциональным смыслом и т.д.) здесь несколько стушеваны, не навязывают свою архетипичность агрессивно. При этом чрезвычайно занятно то, что при всем том работы Ширшовой сами по себе чрезвычайно ярки и зрелищны, - может быть, этот эффект как раз служит отвлекающим маневром, не дающим зрителю избыточно увлечься дешифровкой. Искусствовед Вальтер Шуриан писал с некоторым пафосом: «В периоды непредсказуемости и хаоса фантастическое искусство с его гротескными формами и яркими цветами служит выражением смятения, царящего в душах людей». Думается, однако, в случае Ширшовой это высказывание вполне уместно.
Данила Давыдов